Владимир Элькин. "Меня зовут Фердинанд Рис (Сон о Бетховене). Часть 1".

   Владимир Элькин
   "Меня зовут Фердинанд Рис (Сон о Бетховене). Часть 1".
   Из цикла «Сны о музыке».
    
   Уход в музыку - один из способов покинуть реальный мир. Поэт Рильке назвал музыку «зеркалом исчезновенья».
   Другой способ - уйти в сон. Каждый день мы уходим в сон, проваливаемся в иной мир, где царствует образ и чувство. По догадке Гераклита - когда мы бодрствуем – мы находимся в общем мире. Когда мы спим, каждый находится в своем мире.
   «Сон - лучшее лакомство души», - обмолвился Шекспир.
    
   Меня зовут Фердинанд Рис (Сон о Бетховене)
    
   Некоторые сны поражают и запоминаются на всю жизнь. Первый удивительный сон, связанный с музыкой, был гротесковым.
   В то время я начал работу в институте - кругом были люди необычные и много знающие, а я опасался оказаться несостоятельным
   В моем сне я оказался в заполненном зале. На сцене происходило что-то важное.
   (В перерыве между частями симфонии аплодировать не положено, возникает вежливая тишина. Конфуз возникает, если в бесшумном зале с мирным покашливанием зрителей, перед новым звуковым броском оркестра, в вежливой тишине сообщников, знающих правила игры, вдруг раздаются хлопки одинокого невежды, попавшего впросак.)
   Конфуз моего сна оказался еще нелепей и позорней.
   На фоне такого покашливания и значимого молчания, перед каким то важным выступлением я почему-то должен был срочно встать и выйти из зала. При этом в руках у меня – мешок с бутылками. С ним-то я, поднявшись, и пробираюсь среди сидящих. Я не смотрю на окружающих, но бренчанье этих бутылок превращает все в гротеск унижения и нелепого позора. Какой режиссер в подсознании поставил эту тягостную сцену?
   Зато два других сна, связанные с музыкой, были очень хорошими.
   Однажды мне приснился лес, и в нем дорожка, и почему-то на поляне стояло пианино. И что тут странного? В глубине леса - пианино, приглашает поиграть. А вот и берег реки – один шаг до него. Можно послушать невероятное - концерт для оркестра со скрипкой и фортепиано, под пение реки. Только пожелай и все это зазвучит. Этот сон - желание музыки - потом  повторялся.
   Самый интересный сон был связан с Бетховеном.  
   Это наваждение произошло в поезде – я лежал на верхней полке и чем-то заболевал. Предболезненная ломка слилась со сном, и превратилась в звучание неведомой музыки.
   Меня все время волновало все, что связано с музыкой Бетховена, и тайна его 10 симфонии. Говорят, что Бетховен написал 10 симфонию и успел сыграть ее только одному человеку – его звали Карл Черни. Моцарт или Рахманинов могли бы запомнить эту музыку, а вот Карл Черни не мог.
   Теперь в тяжести сна  и болезни, лежа на верхней полке несущегося в ритмическом постукивании вагона, я пытался себе представить, как бы звучала эта никому не ведомая 10 симфония Бетховена.
   Меня осенила догадка. Все нечетные симфонии Бетховена очень бурные (вспомним 1, 3, 5 , 7 и великую 9 симфонии). Все четные симфонии - спокойно гармоничны. Очевидно, 10 симфония была бы отдыхом после могучего 9 вала - наиболее грандиозной музыки, известной человечеству.
   Известно, что всю жизнь Бетховен готовился воплотить в музыке образы Одиссеи, которую очень любил. Поэт Ленау написало об этом замысле Бетховена – «видишь, Зевс спешит на туче, кровь стереть с лица Христова». В последнюю осень своей жизни Бетховен обязался исполнить «Реквием», увертюру памяти Баха. И 10 симфонию. Но человечеству не повезло. Где-то в мире идей живет эта неисполненная симфония...
   Я все больше погружался в сон, музыка  кончилась, и я осознал, что вижу незнакомца, он был молод и весел, его звали Фердинанд Рис. Он шел к своему беспокойному учителю Людвигу ван Бетховену. Фердинанду предстояло исполнить новый концерт для фортепиано с оркестром.
   Учителя преследовали новые мелодии, в состоянии вдохновения он гонялся за ними с радостными кликами. Там, в этой музыке простодушно дышит природа. Вдыхает блаженную прохладу путник, пейзане пляшут. Гром гремит, а потом последние капли дождя поблескивают на травинках. Ворчат последние раскаты грозы, а детское солнце поднимается простой гаммой «до мажор». Простодушная надпись на партитуре деревенской симфонии гласила – «радостные благодарные чувства после  грозы». В этом много детского, и по детски Бетховен создал голос соловья и кукушки в сцене у ручья.
   Его учитель гений и в то же время огромный ребенок - думал Фердинанд.
   Риса захватили воспоминания. Как-то Учитель впал в бешенство и обиделся на невинную шутку Фердинанда – тот подсмотрел последнее произведение Людвига,  явился и с невинным, серьезным видом предложил послушать новое произведение Риса – а сам сыграл выученную потихоньку новую сонату. Учитель надулся и с тех пор не показывает новые работы.
   Фердинанд хихикнул, вспомнив, как хозяйка последней квартиры подслушивала импровизацию учителя, а он, хоть и совсем глухой, как-то почуял постороннего. Последовала яростная сцена. После этого он плотно закрывает дверь и больше громко не играет.
   А теперь – какое печальное зрелище представляет струны рояля Бетховена - они порваны, как кустарник в бурю. Он играет только друзьям, но они с горечью замечают, как ухудшилась его игра - ведь он иногда играет невозможно громко, а иной раз сверх тихо, так что вообще ничего не слышно.
   Быть его другом или учеником непросто. Бетховен вспыльчив, обижается, потом кается  в том, что сделал и сказал, потом снова возникает вспышка гнева.
   А как обиделся один из его друзей, когда Учитель уделил слишком большое  внимание беседам с его милой невестой. Недавно и Фердинанд пришел к учителю и догадался - здесь была дама, о чем сказали нежный аромат духов, высокий бокал. Учитель подтрунивал над Фердинандом, но не выдал своей замечательной тайны.
   А его рассеянность гения - он плюнул в зеркало, приняв его за  открытое окно.
   А тот визит благородных дам - учитель их чем-то угостил, а потом их пришлось отвести на тележке соседей в лазарет.
   Он не только не слышит, но и смотрит  на мир невидящими глазами. Для окружающих он чудак, безумец, странный человек.
   Его музыку венцы недооценивают. Они рассуждают так - Бетховен и Гайдн,  старые парики, оперу «Фиделио» невозможно слушать - скучно. То ли дело, сладкие как шампанское и поцелуи молодых красоток, арии Россини.
   Фердинанд вспомнил, как играл Учителю прежние концерты. Людвиг вынужден прибегать к его помощи – а ведь когда-то сам выступал, как выдающийся виртуоз. Вена мало видела подобного. Его концерты превращались в легенды.
   Бетховен не терпел пренебрежения к своему творчеству. Стал знаменит эпизод, когда он захлопнул крышку рояля, услышав болтовню вельможной пары во время своего исполнения. «Я для свиней не играю» - именно так он тогда выразился.
   А эта история с виртуозом. Когда Учитель в раздражении схватил партию виолончели в партитуре бедняги-конкурента, собиравшегося выступить со своим  концертом. Перевернув ее вверх ногами, он стал импровизировать на получившуюся нелепую тему. Что оставалось делать незадачливому виртуозу, попавшему в переделку - в состязание с гением композитором и пианистом? Ему оставалось только сбежать от позора, что он и осуществил.
   Так получилось, что именно Фердинанд Рис стал запалом для взрыва снаряда, едва не погубившего Учителя, когда  случилась беда. Он тогда обратил внимание учителя на звучание пастушеской флейты и заметил странный взгляд искоса в ответ. Не почуяв беды, он спросил о впечатлении от пенья пастуха. Кажется, попросил определить тональность этой песенки. А бедный учитель тогда со всей горькой очевидностью понял, что совершенно оглох. Каково это было ощутить музыканту, который собирался выступать с концертами в Вене?
   Теперь он смирился. Он больше не виртуоз, покоряющий слушателей. А несчастный глухой и одинокий человек. Бетховен признавался, что в те дни был близок к самоубийству, поняв, что погружается в молчание, в ночь глухоты. Это он-то, любящий общаться с людьми, склонный к хохоту. Он пережил отчаяние, но победил его.
   Фердинанд вспомнил, что после исполнения непривычно огромной третьей симфонии кто-то крикнул – даю пфенинг, чтобы это скорей кончилось. Людвиг вышел к публике и пообещал – следующая симфония будет еще длинней. Но он всегда побеждает. Он победил свое отчаяние. Победил и публику.
   Когда исполняли пятую симфонию, люди просто обезумели. Они ломали руки, кричали. Какой то военный громко восклицал - это император!
   А Рис тогда вспомнил свое - лето, Учитель является с прогулки, вернее с шествия по лесам. У него добыча охотника. Он пишет 5 симфонию, набрасывает 6-ю – пасторальную симфонию, и что-то насвистывает. Рис тогда запомнил мотив, а потом понял, он первый из людей слышал  мелодию «Апассионаты» - именно ее тогда насвистывал неистовый гений.
   Учитель говорил -  «человек должен испытать отчаяние и преодолеть его».  Он не потерял способности радоваться жизни.
   Следует  сказать читателю с горечью, что хотя я все время  ощущал поток  и оттенки мыслей Фердинанда Риса, я неотчетливо, как и положено спящему, видел стены домов, улицы Вены,  прохожих, фонари, фиакры. А также воспринимал  звуки, запахи. Д а и поступь красавца Фердинанда, фасон его одежды, цвет его галстука и изящной брошки, красовавшейся на его одежде – все это  было также  крайне неотчетливо.
   Более того, надо также с огорчение признаться, что в деревенской сцене  воспоминаний  не было знания, какие цветы  и травы видел герой  сна. Не было и знания, голоса каких  птиц  звучали  там,  в лесах под Гейлигенштадтом. Так пусть моему читателю поможет таинственная сила воображения.
   Вернемся к мыслям Фердинанда.
   Учитель, думал он, -  потерял возможность  выступать и даже плохо  слышит исполнение своей музыки другими, но он не перестает  сочинять.
   В первом концерте  было кипение  сил жизни  и взрывы смеха, опьяняющей энергии. Второй концерт был изящный и немного походил на концерты Моцарта. Третий, наиболее любимый Фердинандом  и впервые им исполненный, таил трагедию  и черные  страсти в первой части,  а финал был ослепительно остроумным. Четвертый  концерт был очень  глубок. Мудрая, говорящая с  людьми мелодия  облекалась в разные одежды. Был могучий эпизод,  когда катилась сверху  какая-то темная волна  энергии, но потом могучий звуковой поток,  напоминавший страсти третьего концерта, исчезал. Это концерт философский.  Это разговор человека с судьбой.  Она неумолимо, мертвенно  безжалостно  твердит  свое, а человек не ропщет,  смиряется,  умоляет и терпит. Такие чувства менее близки Фердинанду - философия меньше говорит сердцу Риса, чем музыка.
   А, вот мы и пришли. Фердинанд обводит взглядом комнату, валявшиеся  повсюду нотные рукописи, заваленный ими рояль. Все как обычно. Учитель острым голосом слегка сварливо, как часто говорят глухие, спорит с унылым Шиндлером. А тот как всегда хочет быть единственным  около Бетховена. Поэтому Фердинанд прыснул, когда  Шиндлер со свойственной ему занудной интонацией просил Учителя  не шлепать по заду служанку в кабачке -   ведь она может пожаловаться. Реже употреблять такие слова как  скоты и мерзавцы. Не кричать вслух о продажности правительства  и не отзываться  с  иронией  об императоре, сильных мира сего, и даже о Христе. Потом он спросил, не собирается ли Учитель написать гневную сонату?  На что тот  ответил, что беседа с Шиндлером   дает основание для подобного суждения.  Шиндлер обвел всех взглядом  обиженного праведника и ушел.
   Глядя на Учителя, Фердинанд Рис подумал,  что люди недотягивают в понимании до уровня своих великих современников. Вот живет великий человек, но как плохо он понят, он беден, у него нет семьи,  любящей женщины. Да и венцы, так  горячо  принявшие  итальянскую оперу,  своего великого Людвига оценили только после самого неудачного его произведения. Во время Венского конгресса он создал музыку для действа битва при Ватерлоо. Там было много хоров, несколько оркестров,  а главное в исполнении этого помпезного сочинения, рассчитанного на невзыскательные вкусы, участвовали пушки. Но после исполнения этого зрелищного спектакля с хорами, оркестрами и, главное, пушками все стали с почтением относиться к великому музыканту.
   А сколько непонимания вынес Учитель. Эта дурацкая рецензия на 2 симфонию. «Это рептилия, которая грызет свой окровавленный хвост и издыхает в корчах». Как вам понравится этот отзыв ученого осла?
   Недавно учитель написал блестящую ироническую пьесу «Бешенство по поводу потерянного гроша». В ней бедолага в яростном отчаянии и комическом неистовстве роет все вокруг в поисках гроша - летят во все стороны одежда и всевозможные предметы, а гроша всё нет и нет. Потом комическое изнеможение охватывает неудачника, сменяясь новыми приступами энергичных поисков.
    Я перестал видеть и слышать, - мысли Фердинанда. - Все изменилось. Я потянулся в этот сон и захотел увидеть его глазами.
   …Теперь наш герой находится в зале, где впервые должна исполнится новая симфония – по счету девятая. Предыдущие симфонии вызвали разные толки, но так и не достигли триумфа пятой симфонии. А вот и Бетховен. Он собирается дирижировать своей последней симфонией.
   А возможно ли это?
   Началось.
   Вибрируют сумрачные звуки – это не Дух Божий над водами, это полное страха и беды пространство, что-то вроде океана...
   Беда приходит и в зал. Он ничего не слышит.
   Музыканты переглядываются. За спиной Бетховена встает музыкант - он и будет дирижировать, а бедный Людвиг остается как карнавальная кукла – ему только кажется, что он дирижирует.
   Сердце Риса сжала острая жалость к седому оглохшему музыканту. Что же это - провал!
   Музыка меж тем развертывается...
   Среди свинцовых туч вспыхивает молния...
   Это Крик, удар судьбы, и сразу же поверженный пытается бороться.
   Как будто сплелись две гигантских фигуры - человек и судьба.
   Человечество и смерть.
   Музыка ужасает, но мрачная красота захватывает.
   Как у каменных рабов Микеланджело, безнадежно скованных, сохраняется неукротимое сопротивление. Сила удара судьбы  невероятна, победа невозможна, но и поражения нет.
   Безнадежная борьба захватывает. Это мужское мужество. Этот человек учит всех не сдаваться.
   Рис увидел себя воином севера, который грызет меч в неистовстве, хотя враги закрывают все пространство перед ним, а сзади никого нет. Он сейчас кинется вперед и горе тем, кто окажется перед ним. Он будет крушить всех вокруг круговыми движениями сверкающего меча, сколько успеет. Он воин смертник таков и каждый человек - он бьется за свое счастье, за жизнь, а неумолимая судьба сокрушает его в смерть.
   А сколько несчастья в жизни...
   А как жестоко люди лишают  жизни себе подобных.  
   Давно ли гремели пушки под Веной?
   Сколько погибших  после войн  в каждой проклятой войне?  Победитель один - Миледи Смерть,  как ее называет Бетховен  в своей ирландской песни. Миледи Смерть, мы просим Вас за дверью постоять!
   Вот звучит пронизывающий похоронный звук – как  рев погибающих воинов, которые не сдадутся.
   Снова  сверкает главная фраза первой части.
   Молния...Удар... Крик...
   И мужественный ответ.
   Нет!
   Не сдамся...
   Не сдамся ... Кончилась первая часть симфонии.  
   Рис вздохнул, но удар литавр  бросил его в  мир второй части.
   Мчалось, кружилось  жуткое скерцо, мелькали в потоке   осенние листья,  копыта лошадей, кто-то мчался кого-то уничтожать.
   Эти звуки  просто круговерть  жизни это наша  замороченная жизнь человечества.
   Но в ней есть всякое, не только  нелепые гонки  
   Пронеслись очаровательные звуки - это была русская  мелодия  
   Фердинанд  бросил  взгляд в  ложу  русского посланника  Разумовского  и заметил его довольную  улыбку. Тот предоставил Бетховену  много мелодий России, и вот одна из них  зазвучала  в девятой симфонии. Правда она при всем славянском очаровании  несет чеканку  Бетховенских  мелодий.
   Зловещее и завораживающее  скерцо закончилось.
   Звучит  медленная музыка- это полный уход от жизни,  в какие то грезы,  какую то  философию.
   Вся музыка Бетховена,  внезапно подумал Рис – это  музыка для мужчин  и для людей с темпераментом.  
   Но что это – оркестр предался воспоминаниям, проходят темы всех частей  и виолончели  бурно все отвергают. Голоса у них почти человеческие.
   Вот новая тема – светлая простая – понятная  любому, и даже музыкальные идиоты, как Моцарт называл в запальчивости людей, не понимающих музыку, испытают удовольствие от этой мелодии.
   Сердце Риса заколотилось. Как это хорошо сделано!
   Теперь хор может войти в симфонию и это не будет негармонично. Такого в музыке еще не было. А хор исполнял  мелодию радости в разных вариантах,  давая слиться голосам четырех хористов. «Кто нашел с женою счастье может в этот хор вступить», -  пропели солисты слова Шиллера и Рису стало больно за судьбу учителя.
   «Я не знаю других  признаков превосходства, кроме доброты» – так написал Людвиг, отвечая на письмо девочки называвшей его  великим и гением.
   Но снова оркестр сделал музыкальную атмосферу темной.  Там опять бой, но  не бой физический.
   Это исчезают силы тьмы. Человечество достигнет когда-нибудь радости! Обнимитесь, миллионы!
   Учитель готовился написать эту мелодию 17 лет.
   Бой закончен, силы тьмы развеяны, но рожок горько напевает – наверно о тех, кто этой радости не дождался.
   И вдруг вспыхнула нестерпимым светом выкрикиваемая хором мелодия. Она была ослепительна, голоса захлебывались счастьем и светом, солнечная радость струилась в неистовых возгласах. Вновь мистические мерцания и снова последний выкрик хора, радостно маршевый пробег инструментов. Все закончилось.
   Рис ослеп от слез, неистовый крик раздирал его рот.
   Кругом творилось неистовство. Все смутно понимали, что произошло, что-то небывалое. Они первые слушали величайшую музыку мира. Бетховена вызывали и опять острое чувство жалости, умиления и сострадания охватило Фердинанда.
   Бетховен не слышал всех этих неистовых криков. Этот невиданный рев не достиг его ушей, глухота его была абсолютна, как черная музыка первой части. Генриетта Зонтаг повернула Людвига лицом к неистово беснующемуся залу, его приветствовали уже 14 раз – больше, чем положено приветствовать императора!
   Больше Рис не увидит Учителя, но однажды он зайдет в знакомую комнату, опустевшую после смерти Людвига Бетховена. Никто здесь не бывает теперь, все заброшено. Валяются рукописи. Рис прочитал письмо на столе и кто-то словно потрогал его сердце ледяными пальцами. Он взял страницы рукописи - это были наброски незнакомой симфонии...
    Тогда я, пребывавший между сном и болезнью, спросил Фердинанда моего сна: «Где же 10 симфония, Рис?».
   Рис  обернулся назад,  как будто кто-то его окликнул,  и никого не увидев, зашагал еще быстрей.
    А я выпал из сна и уставился на будничные физиономии бродящих по коридору поезда людей...